— Пока… с меня достаточно… стихов… Прощай.
Серый снова умолк.
— Прощай, — Ветер хотел встать, но непослушные пальцы Серого слабо сжали кисть, удерживая. — Что? — склонился он опять.
— Как… назовешь… свою новую… историю?
Ветер задумался.
— Не ожидал… Пока ничего на ум не приходит… Хотя постой! Как же иначе? «Ученик чародея»!
Повязка снова задергалась, Серый смеялся.
— Ловко… Только… она не принесет… успеха… Это не… «Жемчужина»…
— Может быть, — согласился Ветер, — посмотрим.
Внезапно он вспомнил о том, что привело его в Вальвир.
— И раз уж… ты сам предложил помощь… Что можно сделать для бывшей школы Олтрома Тринна? Вернуть былое невозможно, я понимаю, и все же?
— Я подумаю…
— И еще… Ильес, мой бывший попутчик, нельзя ли и для него что–то сделать? Тоже ведь из–за меня пострадал?
Серый только веко опустил, в очередной раз знаменуя согласие.
— Тогда… — Ветер помедлил, словно что–то не отпускало его от ложа Серого. — Прощай!
Еще раз опустилось веко.
Ветер ушел сегодня же, несмотря на то, что день клонился к вечеру, но направился не в Вальвир, так неласково его принявший, а в Дале — недалекую деревушку, где переждал ночь и поутру распростился с Илчей.
Принимая от стихотворца записку на клочке пергамента к одному из многочисленных знакомцев, что, может быть, согласится на первое время припрятать незадачливого слугу Дракона, юноша глядел угрюмо. Можно подумать, что судьба у него такая — расставаться с Ветром. Да еще после того, что за ночь говорено! Как будто не было тех долгих лет!
— Хозяина этого убить мало! — сокрушался он. — Но ты же всем расскажешь нашу историю?
— Да, — сказал Ветер, — обязательно.
— И как назовешь? — спросил Илча, исторгая у стихотворца улыбку.
— «Ученик чародея».
— Вот это да! — Юноша сразу просветлел. — Про меня! А я же ничего и не сделал хорошего, одно только плохое… и глупости всякие… Эх, ничего не смог! Но я еще сделаю! Вот посмотришь!
Ветер не стал разуверять его.
Сам он принял расставание нежданно спокойно, даже безразлично. В последние дни исчезли многие раны, и эта тоже зарубцевалась, а время уж прошло, и не вернешь его никак.
Тут они и разошлись, один на запад, другой на восток. И Ветер опять понесся от деревни к городу, от витамов к дурги, от врагов к друзьям. И снова перед ним ложились бесконечные дороги, проносились мимо годы, доходили разные слухи и творились новые стихи. Серый опять оказался весьма прозорлив: «Ученик чародея» не принес успеха. Его редко провожали криками восторга, не просили повторить или переписать на свиток. О нем не говорили, и даже, верно, предпочитали не думать. Ветер перестал рассказывать эту историю. До одного дня.
Однажды, по истечении второго лета от памятной поездки в Вальвир, в харчевне чопорного вольного города Бельста он заметил странную фигуру, несмотря на изрядную жару с ног до головы закутанную в неприметный дорожный плащ. Под сенью капюшона угадывалось немногое, виднелись лишь уродливые шрамы, укрывшие, наверно, пол–лица, а то и больше. Но разве можно было в тот вечер рассказать другую историю, если из защитной полутени за ним следили знакомые синие глаза?
Сказание третье
Проклятие Драконов
Нимоа милосерден к тем, кто забредает так далеко на юг: он поселил здесь дэйчья, певца уходящего Линна. Сама птичка невелика и неприметна, но голос ее пронзителен, как сигнал трубы, играющей атаку. И тосклив, как само одиночество.
Илчу передернуло. Даже сквозь каменный завал, нагроможденный им у выхода из пещерки, голос дэйчья показался криком уходящих дваров. Зато времени до рассвета еще предостаточно. Дэйчья заводят свои песни первыми, тотчас после захода ночного светила, задолго до остальных, и если поторопиться, еще удастся разыскать ту самую площадку на плато…
Он принялся лихорадочно расшвыривать камни. Освободив заметную дыру, выполз наружу, сердито рванул заплечный мешок, зацепившийся за что–то невидимое глазу. Мешковина треснула, но выдержала. Илча ругнулся сквозь зубы, освобождая из каменного плена свой нехитрый скарб, досадуя на любую самую малую задержку, потом почти бегом направился в узкую долину, стиснутую двумя невысокими грядами. Настоящее ущелье.
Идти было легко даже в густом предутреннем сумраке. Тропки… не то что натоптаны, но заметно, что здесь уже ходили. Вот тут нещадно рубили кусты на редкость колючей гадости, которую местные, кажется, кличут имандчи. А это что? Илча с опаской подобрался ближе, присмотрелся и тут же попятился. Кто–то угодил под камнепад. Из–под валунов торчали жалкие останки того, что когда–то было человеком. Должно быть, давненько привалило. Он обошел, сторонясь опасного места. Дурной знак. Зря Бешискур так прозвали — Ленивые Скалы. Поговаривают, тут что ни день, то земля дрожит. А еще говорят, что Драконы гневаются. И еще много чего, Илча уж и слушать устал. Некогда всякие небылицы собирать.
Его собственный путь сюда оказался легким и стремительным. Да и на месте пока что жаловаться не приходилось. В первый же день он нашел пещерку, про которую столько раз рассказывал Ветер, и окончательно уверовал в правдивость всей истории, а если червячок сомнения поднимал голову, Илча нещадно давил его, не давая вырасти в змею. Еще одно разочарование… нет, конечно, оно не убьет его, еще не то видали… но отберет последнюю веру. В Ветра, его мудрость, щедрость, доброту. Что будет, если стихотворец перед смертью над ним посмеялся?
Похоже, однако, что не он один верил в сказку о Жемчужине. Все стены пещерки закоптились. В округе тоже попадались следы кострищ. Но свежих мало. Искатели давно не бродят тут толпами, как в недавнем прошлом. Все забывается, все мало–помалу становится легендой.
Перед ним открылся приметный выход из долины, хорошо известный по частым пересказам стихотворца. Южные ветры выдули целые врата из пористой породы, за которыми начинался подъем на то самое плоскогорье, откуда видать Драконий Коготь. Утренний сумрак быстро таял, прямо на глазах светлело. Близился рассвет. Уже ясно, что ему не дойти до места вовремя. Илча снова принялся сыпать проклятьями, впрочем, не переставая споро двигаться вперед. Чем дальше, чем выше, тем лучше видно.
Нет, он не верил, что так просто, в первый же день, обнаружит искомое. Но очень надеялся. Каждый новый закат — это еще один новый день, новые сомнения, новые проклятия. И все пройденные дороги станут вдвое, втрое тяжелее, многократно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
